Памела Андерсон поговорила с Jacobin и философом Сречко Горватом о протестах во Франции, кризисе в Европейском Союзе и своем личном активизме. 

Последние недели стали свидетелями замешательства французских элит. Повышение президентом Эммануэлем Макроном топливного налога разожгло массовые протесты с перекрытием дорог по всей стране и неистовыми стычками с полицией в Париже. Движение жёлтых жилетов (названное так по отличительным жёлтым жилетам протестующих) вынудило либерального президента пойти на унизительные уступки, отменить налог и повысить минимальную зарплату.

Эти протесты дали слово тем частям французского общества, которые часто игнорируются. Но, в то время как большинство медиа выказывали презрение к участникам, движение получило горячего союзника в лице Памелы Андерсон. Бывшая звезда “Спасателей Малибу” и модель “Плейбоя” уже высказывалась раньше по различным поводам, начиная с её совместной с PETA работе по защите прав животных и заканчивая ее экологической позицией и помощью пострадавшим от землетрясения в Гаити. Теперь она стала увлечённым сторонником восстания против политики жёсткой экономии.

В своих твитах и постах Андерсон подчёркивает широкое значение протестов, определяя их как битву между “политическими стратегиями, которые представлены Макроном, и 99% процентами, которые сыты по горло неравенством, не только во Франции, но и по всему миру”. В этом же духе она отвечает на обвинения протестующих в насилии, написав в твиттере: “Я презираю насилие… но что такое насилие всех этих людей и сожжённые роскошные машины по сравнению со структурным насилием французских — и глобальных — элит?”

Выказывая свою глубокую заинтересованность политическими потрясениями, которые сейчас охватили континент, она также высказала несколькими днями ранее свою поддержку левому британском лидеру лейбористской партии Джереми Корбину, критикуя в то же время итальянского крайне правого министра иностранных дел Маттео Сальвини за его расистскую программу.

В интервью с журналистом Jacobin Дэвидом Бродером, Андерсон и философ Сречко Горват обсуждали французские протесты, европейский кризис и личный активизм Андерсон.

Дэвид Бродер. Протесты жёлтых жилетов во Франции вызвали множество насмешек со стороны медиа и политических элит, но вы комментировали их благоприятно, указывая, что эта “революция тлела несколько лет”. Что, по вашему мнению, представляют собой эти протесты? Отвечают ли они настроениям, которые вы видите во Франции, в целом, ведь вы здесь живёте?

Памела Андерсон. Мои комментарии изначально были спровоцированы образами насилия. Все были загипнотизированы. Почему? И почему это стало таким сюрпризом? Что стоит за насилием? Я хотела понять. Я знаю, что меня непросто принять такой, какая я есть. Мой взгляд на вещи нетрадиционен, таким он и останется.

LOS ANGELES, CA – JUNE 07: (EDITORS NOTE: Image has been converted to black and white) Actress Pamela Anderson attends the LA launch party for Prince’s PETA Song at PETA on June 7, 2016 in Los Angeles, California. (Photo by Matt Winkelmeyer/Getty Images)

За несколько дней до того, как во Франции вспыхнули протесты, я побывала в Милане. Там я увидела в газетах высказывание мистера Сальвини: “Макрон — это проблема для французов”. Но я вижу это иначе. Я думаю, это европейская проблема. Точно так же, растущая ксенофобия в Италии — это европейская проблема. Не только итальянская.

Незадолго до моего прибытия в Италию, выдающемуся итальянскому повару Витторио Кастельяни сказали не использовать “иностранные рецепты” на его ТВ-щоу. Я люблю итальянскую кухню. Но что такое итальянская — или любая — кухня без “иностранного влияния”? Я уверена, что мистер Сальвини тоже любит “иностранную кухню”. Ладно, мы ушли в сторону от жёлтых жилетов…

Сречко Горват. Но это отлично показывает проблему. Это на самом деле началось в 2009 году с кампании Сильвио Берлускони против “неитальянской” кухни в Италии, это продолжающийся процесс “нормализации” — медленного введения мер и даже законов, которые в ближайшем будущем будут казаться “нормальными”.

Srećko Horvat. Photo by Oliver Abraham

Если я правильно помню, это Витторио Кастельяни уже тогда, почти 10 лет назад, указал, что нет такой вещи как аутентичная “итальянская кухня”, потому что помидоры пришли из Перу, а спагетти из Китая. Итак, без иностранного влияния “итальянская кухня” будет в буквальном смысле иметь другой вкус. Когда вы говорите, что Сальвини, вероятно, любит “иностранную кухню”, вы указываете на реальную проблему.

Как и в случае с Макроном, обращающимся к жёлтым жилетам из своей salon doré (золотой гостинной), окружённой золотыми декорациями, здесь налицо разрыв между политическими элитами и народом. Более того, здесь налицо крайний цинизм правящих элит. Что касается Франции, очевидно, что “мировой дух на коне” (как Гегель видел Наполеона, а Юрген Хабермас видит Макрона) это не что иное как сумасшедший король Жака Лакана, которому чудится, что он король.

Когда член кабинета министров из партии Макроны, пытаясь показать пропасть между трудящимися бедняками и политической элитов, жалуется, что парижские обеды стоят “200 евро без вина”, это очередной ясный сигнал разрыва между элитами и народом.

Жёлтые жилеты убеждены, и они правы, что Макрон не живёт в “реальном мире”. В то же самое время, в эти дни вы могли видеть, как будто бы пришедшее из альтернативной реальности ситуационистов, граффити, говорящее: “Pamela Anderson Présidente!”

Дэвид Бродер. Чиновники французского правительства и некоторые медиа утверждают, что протестующие игнорируют необходимость защиты окружающей среды. Как человек, горячо заинтересованный в её сохранении, считаете ли вы, что требования жёлтых жилетов могут быть совместимы с программой зелёных?

Памела Андерсон. Я не думаю, что бедные должны платить за изменение климата. Но именно бедные — это те, кто платит самую большую цену. Некоторые говорят, что протестующие во Франции протестуют, чтобы иметь возможность продолжать загрязнять планету. Но я не думаю, что это правда. Они протестуют, потому что богатые продолжают разрушать планету. А бедные платят.

В 2013, после разрушительного землетрясения, я посетила Гаити, чтобы распределить помощь. Я посетила детский госпиталь и лагеря беженцев. Повторюсь, это бедные платили цену. С тех пор на Гаити велись многие низовые проекты, которые показывают, как может выглядеть зеленый переход.

Протесты во Франции начались, когда президент Макрон объявил о росте налогов на выбросы углерода и загрязнение воздуха. Это должно было собрать много денег для государственного бюджета и в то же время мотивировать людей использовать альтернативы автомобилям с дизельным двигателем.

Например, в 2016 году 62 процента автомобилей во Франции были дизельными автомобилями, так же как 95 процентов всех фургонов и маленьких грузовиков. Поэтому неудивительно, что многие люди восприняли новое политическое решение как настоящее предательство.

Покупка нового автомобиля, возможно, пустяк для президента Макрона и его министров. Но это намного труднее для многих людей, которые уже испытывают финансовые затруднения. Многие бедные люди окажутся не в состоянии добираться на работу, особенно если там нет надёжного общественного транспорта. Многие старики не будут в состоянии добраться до магазинов или доктора.

Сречко Горват. В Германии та же проблема. Прекрасно, что многие немецкие города запрещают использование дизельных автомобилей. Но знаете, куда их экспортируют? В основном на Балканы и в Восточную Европу. И вы не можете обвинять эти народы за покупку дизельных автомобилей, потому что так дешевле, а они и так живут в неблагоприятных условиях. Итак, как всегда с капитализмом, нельзя ограничиться только внутренним разделением, внутри западноевропейских обществ, между богатой метрополией и деревенской или пригородной беднотой, существует также разделение между центром и периферией Европейского Союза.

Согласно данным мониторинга воздуха, жители той части Европы, откуда я родом, обычно вдыхают больше токсических частиц  в результате загрязнения воздуха, чем жители Западной Европы. Если вы посмотрите на карту, вы увидите, что Германия, Бельгия, Португалия, Испания, части Соединённого Королевства, имеют намного более чистый воздух, а Хорватия, Венгрия, Румыния, Сербия, Болгария и Польша имеют токсичный воздух.

В течение этих зимних месяцев кризис загрязнения воздуха в Софии или Сараево становится новой нормой. Таким образом, пока Западная Европа движется навстречу “зелёному переходу”, экономики стран Восточной Европы всё ещё сильно зависят от использования угольных запасов.

В то же самое время, несмотря на Energiewende [энергетический переход], Германия остаётся очень зависимой от импорта ископаемых видов топлива. Принимая всё это во внимание, мы можем увидеть, что решение наших нынешних проблем это не “зелёный переход” в масштабах отдельных стран, нам необходим европейский Новый Курс, который предлагает DiEM25. Более того, нам необходим глобальный Зелёный Новый Курс.

Дэвид Бродер. В недавнем посте вы защищали идею “Лексита”: Брексита, организованном таким образом, чтобы защищать обычных людей, и также поддержали призыв Джереми Корбина к всеобщим выборам вместо второго референдума по Брекситу. Что, как вы надеетесь, может сделать Корбин?

Памела Андерсон. Жизненно необходимо, чтобы Евросоюз прошёл широкие и фундаментальные реформы. Европа заслуживает намного лучшей формы организованного сотрудничества. А я буду по-настоящему поддерживать попытки Соединённого Королевства создать альтернативу для Европы. Но возвращение к националистическим тенденциям — это не альтернатива. Единственная дорога к свободе лежит через совместную борьбу угнетённых. Это значит — включая иностранных рабочих.

Нынешнее соглашение, предложенное Терезой Мей, не предлагает такой альтернативы. Я шутила, что я бы смогла договориться о лучших условиях, чем это дурацкое соглашение. Я торговалась с Голливудом десятилетиями. Я могла бы договориться с мистером Мишелем Барнье  [главный переговорщик Европейского Союза].

Вы видели, как Тереза Мей не могла выйти из своей машины, пока Меркель ждала наружи? Это лучшая метафора для Брексита. В такой ситуации решение — это не второй референдум, а всеобщие выборы. И я надеюсь, что Джереми Корбин будет следующим премьер-министром.

Сречко Горват. Хороший вопрос, что сможет сделать Корбин. Решение, по моему мнению, не в возврате к национально ориентированной политике, но в продолжении сотрудничества лейбористов и других европейских прогрессивных сил.

Это интересный вопрос, как лейбористы отнесутся к предстоящим европейским выборам в мае 2019 [выборы не будут проходить в Британии, ведь страна покинет Европейский Союз к концу марта]. И в то же самое время я думаю, что все мы должны вести кампанию в Соединённом Королевстве, показывая, почему европейские выборы имеют огромное значение и для Соединённого Королевства.

Если глубокий кризис Европейского Союза не будет разрешён, что касается не только внутренней, но и его внешней политики, я опасаюсь, что мы станем свидетелями дальнейшего ухудшения ситуации. Поэтому вместо простого “Лексита”, я думаю, мы нуждаемся в более транснациональной политической стратегии, не просто межнациональной (между нациями), но транснациональной. Мы должны пойти дальше национального государства.

Дэвид Бродер. И Брексит, и протесты жёлтых жилетов дали людям, которые обычно не занимают первые стороны газет, возможность быть услышанными. Но, несмотря на активизм Памелы в прошлом, некоторые медиа выглядят удивлёнными тем, что она говорит об этих проблемах. Как вы думаете, почему это происходит?

Сречко Горват. Единственное, что меня удивляет – это то, что кто-то удивлён, она годами участвовала в различных кампаниях или посещала места, разрушенные землетрясениями. Конечно, я могу понять, что люди до сих пор связывают Памелу со “Спасателями Малибу” или “Плейбоем” и они могут быть удивлены тем, что у неё есть мнение по Брекситу или жёлтым жилетам, но разве не в этом вся красота ситуации?

Если “Спасатели Малибу”, ТВ шоу, которое каждую неделю смотрели 1.1 миллиарда человек в 148 странах, дали Памеле возможность поднять свой голос не только, чтобы комментировать, но и чтобы влиять на сегодняшний ужасный политический пейзаж, нам стоит принять это.

Я до сих пор помню, как в 1990-х, во время войны в Югославии, мы с моей сестрой смотрели “Спасателей Малибу” и как для нас, детей из страны, которая разваливалась на куски прямо у нас на глазах, телевидение часто было способом убежать в вероятное и желанное будущее.

В случае “Спасателей Малибу” это была альтернативная реальность “счастливых 1990-х”: “реальный социализм” кончился, мы были на пути к достижению “реального капитализма”. Да, конечно, “Спасатели Малибу” были полны акул, серийных убийц и землетрясений, но для детей из Югославии, работа Митча Бьюкеннона (Дэвид Хассельхофф) и Си Джей (Памела Андерсон) хранителями прекрасных берегов Калифорнии была воплощением “конца истории”.

Конечно, мы как маленькие дети не знали, что такое “конец истории”, мы ещё не знали, что Памела, случайно или нет, сделала свою первую обложку для Плейбоя именно в 1989 году, в году, когда Фрэнсис Фукуяма опубликовал своё знаменитое эссе. Мы также не знали, что постюгославский переход от коммунизма к капитализма не превратит эту часть Европы в новую Калифорнию. Но в моём поколении, да и во многих других поколениях, нет никого, кто не смотрел “Спасателей Малибу”. Без популярной культуры нет культуры.

Дэвид Бродер. Считаете ли вы, что обязаны использовать свою общественную платформу, чтобы говорить об этих проблемах?

Памела Андерсон. Я слышала много историй такого рода из отдалённых уголков Зимбабве. “Спасателей Малибу” показывали в палатках, окружённых коренными жителями. И в опасных  районах по всему миру, включая Америку. Мы просто не осознавали, что мы проникаем туда по-своему — да, с мечтой о “хорошей жизни”. Пляж. Калифорния. Эскапизм. Я была частью этого. Но это даёт мне привилегию и возможность поднять свой голос по поводу многих вещей, в которые я верю.

Недавно, когда Deutsche Welle попросила меня поддержать их кампанию по поводу семидесятой годовщины Всеобщей Декларации Прав Человека ООН и параграфа 19, декларации в поддержку свободы высказывания, я говорила о Джулиане Ассанже, который до сих пор находится под “произвольным арестом” (как это определяют сами Объединные Нации) и под угрозой экстрадиции в Соединённые Штаты.

Я обязана говорить об этих проблемах. Каждый обязан. Без свободы слова и независимой журналистики, включая организации вроде WikiLeaks и информаторов, нет шанса построить лучший мир.

Дэвид Бродер. Вы активно участвовали в кампаниях для PETA, а также в помощи пострадавшим от землетрясения на Гаити, а недавно вы сделали ещё несколько политических заявлений. Какого рода активизмом вы занимаетесь в этот момент? Какие публикации вы читаете и какие мыслители или писатели сильнее всего на вас повлияли?

Памела Андерсон. Я читаю книги, я смотрю кино, я учу французский, я путешествую по миру — загадочному и прекрасному месту. Но очень тревожному месту. Я встревожена климатическими изменениями. Вымиранием видов. Я всё ещё активно поддерживаю Стива Шепарда и организации, помогающие беженцам. И я часто думаю о Джулиане Ассанже, особенно теперь, когда приходит Рождество, а он не может быть со своей семьёй и друзьями.

Я думаю, это всё взаимосвязано. Я всё больше и больше беспокоюсь по поводу Европы, места, которое я люблю. Когда я в последние несколько дней была в Италии, незадолго до моих комментариев относительно правительства Маттео Сальвини, я читала эссе Умберто Эко “Вечный фашизм”, написанное в 1995.

В нём он описывает четырнадцать основных свойств фашизма, который для него не был последовательной системой. Поэтому он говорит об “Ур-фашизме” и характеризует его как “культ традиции”, “страх перед иным”, “опору на фрустрированный средний класс”, “одержимость конспирацией”, “презрение к слабым” и “мачизм”.

Посмотрите на лидеров вроде Трампа, Болсонаро и Сальвини ― и вы увидите именно эти качества. Они уничтожают Амазонку, Арктику, всю планету в “режиме реального времени”. А “планеты Б” нет.

Сречко Горват. Для всех, кроме этих белых либертарианских утопистов из Кремниевой Долины, которые могут сбежать на Марс, пока остальные будут населять реально существующую антиутопию. Я думаю, Памела права. Неважно, называете ли вы это “пост-фашизмом”, как Энцо Траверсо, называете ли вы это “ур-фашизмом”, как Эко, факт в том, что фашизм никогда не умирал. Лишь небольшой шаг разделяет “Черный Интернационал” двадцатого века и создание “оси желающих” между Италией, Германией и Австрией, предложенной нынешним австрийским премьером Себастьяном Курцем.

Добавьте к этому технологические прорывы от ИИ до автоматизации, от Кремниевой Долины до Cambridge Analytica, и вы получите взрывную комбинацию для чего-то, что может быть даже хуже традиционного фашизма. Возможно, самая лучшая историческая фигура для воплощения “ур-фашизма” – это итальянский поэт и разжигатель войны Габриэле Д’Аннунцио, который оккупировал хорватский прибрежный город Риека. Он построил там странную фашистскую утопию или антиутопию, которая не была ещё фашистской (Ленин даже назвал Д’Аннунцио “единственным революционером Европы”), но все фашистские качества уже присутствовали, плюс открытость к новым технологиям.

Он по сути придумал “речи с балкона” (которые потом заимствует Муссолини), но Маркони дал ему возможность транслировать сообщение миру со своей яхты. Он также изобрёл фашистскую форму “наркокапитализма”,  ещё до того, как нацисты произвели тонны первитина — Фиуме была полна наркотиков. Или, как выражался Пазолини, настоящая анархия — это анархия власти.

Благодаря недавно возродившемуся интересу к Д’Аннунцио — примеры этого историческая биография Люси Хьюс-Холлетт “Пика”, научно-фантастическая новелла Брюса Стерлинга “Пиратская утопия” и работа хорватского кинорежиссёра Игоря Безиновича — я надеюсь, что уроки этого короткого исторического периода постепенно будут раскрыты.

Недавно я разговаривал с Адамом Кёртисом, когда мы вместе посещали Риеку, говорил, что слишком просто оставить без особого внимания этот безумный, сумасшедший период как просто раннее проявление фашизма. Что делает его по-настоящему трагическим и невероятно интересным, это то, что Фиуме Д’Аннунцио невозможно описать ни как утопию, ни как антиутопию — потому что она и то, и другое одновременно.

Дэвид Бродер. Во многих странах ультраправые на подъёме, но в то же самое время левые радикализируются, встряхивая старый политический порядок. Что, как вы думаете, за всем этим стоит?

Сречко Горват. Посетив горящие улицы Парижа, Джереми Руз недавно опубликовал великолепный анализ, сказав, что жёлтые жилеты взорвали старые политические категории, создавая одновременно опасности и возможности. Он напоминает нам о прекрасной и уместной цитате Сен-Жюста, который сказал: “Нынешний порядок – это беспорядок будущего”.

К сожалению, после “Вёсен”, которые мы наблюдали, нам стоит перевернуть её и спросить, что если нынешний беспорядок — вся эта энергия страсти и революционный потенциал — не приведёт к новому порядку будущего?

“Состояние исключения”, определение Карла Шмидта, использовавшееся Джорджо Агамбеном, уже правило  — не исключение — по всей Европе. После гамбургских протестов против G20 европейские лидеры уже призывают создать общеевропейский “реестр активистов”. Что-то вроде “Особого мнения” ради сохранения порядка. Или анархии власти.

Памела Андерсон. Я согласна со Сречко. Как я говорила, когда комментировала по поводу жёлтых жилетов, главный вопрос в том, может ли неповиновение быть конструктивным, что придёт на следующий день: могут ли прогрессивные силы во Франции и по всему миру использовать свою энергию, чтобы вместо насилия мы увидели построение справедливых и равноправных обществ? Это был сигнал тревоги.

Я мечтаю об обществе, в котором люди поглощают книги и искусство. Мы ответственны за то, чтобы наполнить наши сердца и умы музыкой и искусством, не Плейстейшен. Связи между людьми умирают. Когда мы разучиваемся любить.  Когда мы забываем друг о друге. Давайте бороться вместе. И учиться вместе.

 

Об авторах:
Памела Андерсон — актриса и активистка.
Сречко Горват — философ и сооснователь DiEM25. Среди его книг — “Поэзия из будущего” и “Чего хочет Европа” (в соавторстве со Славоем Жижеком).

Об интервьюере:
Дэвид Бродер — историк французского и итальянского коммунизма. В настоящий момент он пишет книгу о кризисе итальянской демократии в период после Холодной войны.