Конечно, в финальных выводах нет критики капитализма как системы, там просто призывают быть более ответственным, бережливым и не поддаваться бездумно гипнозу потребления. Ролик тайский, но в нём легко узнается именно южнокорейская драматизация капитализма, которая вообще очень часто носит такой моралистический характер, типа довольствуйся малым, будь хорошим человеком, проходи мимо соблазнов рынка и останешься цел.
Именно такая мораль хорошо видна и в «Игре в кальмара» (образ главного героя) и в фильме «Дефолт» и в уже подзабытом фильме «Пьета» (2012) Ким Ки Дука, где жизнь при капитализме показана как накапливание долгов, отдать которые можно только потеряв часть себя в буквальном смысле — заплатив частью своего тела. Этот народный морализм, так часто противопоставляемый в южнокорейском кино опасному капитализму, ломающему тела и души, напоминает нам о том, что капиталистическая модернизация в Корее происходила стремительно, форсированно и была прямым результатом вторжения американской армии (1950 — 1953) на полуостров. Т.е. в Южной Корее (как и в Японии) было решено строить корпоративный капитализм западного образца убыстренными темпами и в массовом сознании все минусы капитализма до сих пор воспринимаются как привнесенное западное зло, калечащее корейскую душу и корейское тело.
В этом ролике противопоставление простое — безмозглые потребители, поддавшиеся западному образу жизни, попадают в мясорубку долговых отношений, потому что в основе капитализма вообще лежит долг, который в принципе невозможно отдать (см. об этом книгу «Долг» Гребера), без этого долгового пузыря его величество Капитал просто перестанет расти. Севших на карусель потреблятства пытается образумить некий «идеальный таец» (мог бы быть «идеальный кореец»), не подвергшийся соблазнам гонки потребления аскет с мудрым взглядом на жизнь.
Но это на уровне слов и декларируемой морали. На уровне же визуального ряда специфика южнокорейского киновзгляда на капитализм состоит в предельной брутальной драматизации — кровища, отрубленные конечности и вырезанные органы, сломанные кости, кровавый квест как воплощение конкурентных законов рынка. На южнокорейском экране границы частной собственности это безжалостные лезвия пил и топоров, кромсающие тела должников, а требования капитала к субъектам договора это веревки, клетки, наручники и другая пыточная атрибутика.
И в этом тайском ролике видно, как этот южнокорейский кинопочерк и способ смотреть на капитализм становится сейчас общим стилем для всей юго-восточной Азии.
