Почему «Игра в кальмара» такая левая? (Медуза)

Очень полезно и познавательно. Про левые идеи не только в «Игре в кальмара», но и в других южнокорейских сериалах и фильмах. Ну и вообще про взаимоотношения капитализма и критического социального кино на конкретных примерах из южнокорейской жизни:

» Самый интересный бэкграунд у главного героя Сон Ки Хуна. Во флешбэках показано, что до игры он трудился на автомобильном заводе Dragon Motors, где рабочие из-за незаконных сокращений объявили забастовку, которую в результате разгромили. Ки Хун пытался спасти раненого рабочего — из-за чего не смог поехать в роддом, где должна была появиться на свет его дочь. В результате герой развелся с женой, посттравматический синдром привел к депрессии и игровой зависимости, попытки заняться бизнесом принесли только долги — и в итоге он оказался на острове в зеленом спортивном костюме.

Эти обстоятельства намекают на реальную забастовку, произошедшую на заводе компании SsangYong (название можно перевести как «двойной дракон») в городе Пёнтхеке в мае 2009 года. Тогда корпорация объявила о сокращении 30% работников — больше 2600 человек. В ответ несколько сотен рабочих забаррикадировались в цехах. Они держали оборону чуть больше двух месяцев, их пытались разогнать не только штрейкбрехеры, но также полиция с использованием спецсредств и слезоточивого газа. Противостояние между уволенными и корпорацией затянулось на несколько лет: многих участников стачки внесли в черные списки, чтобы они не могли найти работу на других автозаводах. Из числа бастовавших и членов их семей 26 человек покончили жизнь самоубийством.

В «Игре в кальмара» к историям, навеянным реальностью, добавлены и конкретные идеи. Весь сериал — это сатира на «равенство возможностей». Его пропагандируют устроители игры, но это всего лишь обман. Это явно политическое высказывание — о демократических процедурах в неравном обществе — всплывает уже во второй серии: в присутствии надзирателей с автоматами никакого реального выбора быть не может.

Традиции социальной критики и противостояния властям в корейском кино можно найти еще в фильмах, снятых в первой половине ХХ века, во время японской оккупации, но первым современным протестным поколением можно назвать режиссеров «Визуальной эры», например Ли Чан Хо или Ха Гиль Джона. Когда они делали свои первые фильмы в начале 1970-х, в Южной Корее крайне правый диктатор Пак Чон Хи как раз отменил прямые президентские выборы и принял новую тоталитарную конституцию «Юсин». В кино царила жесточайшая цензура, а главную кинонаграду страны «Большой колокол» вручали за лучший антикоммунистический фильм. Не говоря уже о том, что все, кто публично критиковал власть или декларировал убеждения, хотя бы отдаленно напоминающие левые, рисковали свободой и жизнью.

В 1988 году выпустил свой первый фильм другой режиссер корейской новой волны Чан Со Ну, бывший студент-активист, который тоже пришел в кино, чтобы менять общество. Его дебютная сатирическая трагикомедия «Эра успеха» рассказывает о молодом человеке, мечтающем взобраться повыше по карьерной лестнице в большой корейской корпорации. С помощью жанровых установок и абсурда режиссеру удалось каким-то чудом провести мимо цензуры довольно радикальные идеи — например, уравнивание капитализма и фашизма. Этот фильм о том, как яппи на работе постепенно теряет человеческий облик, может напомнить британскую комедию «Как преуспеть в рекламе» и «Американского психопата». Вот только фильм Брюса Робинсона вышел в 1989 году, а Брет Истон Эллис выпустил свою книгу в 1991-м.

Автор «Паразитов» режиссер Пон Чжун Хо. Как сообщает его официальная биография, изданная при участии Корейского киносовета, в 1990 году будущий режиссер, едва отучившийся два с половиной года на социологическом факультете Университета Ёнсэ, в очередной раз участвовал в протестной демонстрации профсоюза школьных учителей, и его схватила полиция. Отсидев месяц в изоляторе временного содержания за участие в несанкционированном митинге, он вышел с условием, что сразу пойдет служить в армию. Когда Пон через два года вернулся в университет, то организовал университетский киноклуб и от своих убеждений не отказался. Это очевидно во всех его фильмах, начиная со второго «Воспоминания об убийстве». «Паразиты» Пон Чжун Хо, как и «Игра в кальмара», рассказывают о людях, обедневших в результате экономических кризисов, политики государства или произвола работодателей, об иллюзии меритократии и об обмане «равенства возможностей». Но главный конфликт «Паразитов» — в отсутствии солидарности между людьми из непривилегированных классов, а не в противостоянии бедных и богатых.

В фильмах Пак Чхан Ука (другой корейский режиссер, имеющий призы западных фестивалей, а на родине — кассовые сборы и крупные бюджеты) социальная критика и левые темы не то чтобы бросаются в глаза, но это только на первый взгляд. В «Объединенной зоне безопасности» (2000) Пак очеловечил северокорейских солдат и показал пример солидарности Севера и Юга — для Южной Кореи того времени эта идея была все еще непривычной, тем более выраженная в мейнстримном кино. Первый фильм его трилогии о мести, «Сочувствие господину месть», тоже был настоящим социальным триллером.

Сейчас убеждения режиссера очевидны по феминистскому уклону его последних работ. Сам Пак Чхан Ук в начале 2000-х вместе с Пон Чжун Хо и актрисой Мун Со Ри состоял в прогрессивной Демократической трудовой партии. Когда у власти в Корее оказались правые консерваторы (c 2008 по 2017 год), все трое вместе с Сон Кан Хо, Ли Чхан Доном и еще девятью тысячами актеров, режиссеров, музыкантов, писателей и других представителей творческой интеллигенции попали в черные списки оппозиционеров, которые составляла и вела президентская администрация. Проектам с их участием отказывали в господдержке, а самим фигурантам ограничивали доступ на государственные телеканалы».

Источник:

https://meduza.io/feature/2021/10/28/pochemu-igra-v-kalmara-takaya-levaya-eto-traditsiya-koreyskogo-kino-ili-chto-to-esche

 

Первоисточник

74
7