Алексей Цветков о «Гражданине Кейне» и новом фильме Дэвида Финчера

Дэвид Финчер в новом фильме «Манк» (про то, как снимали и делили права на «Гражданина Кейна» его создатели — Манкевич с Уэллсом) наконец-то раскрывает важную тайну, которая не давала покоя поклонникам великого фильма целых восемьдесят лет.

Как мы помним, «Гражданин Кейн» — кино об «идеальном» капиталисте, который поднимается до предельных высот финансового могущества, становится королем медиа (реальным прототипом Кейна был медиамагнат Хёрст и его этот фильм невероятно бесил), накапливает у себя в замке тонны роскоши, но в итоге так и не дотягивается до президентской власти, разрывает связи со всеми, кого любил, проигрывает свою жизнь и трагически умирает в одиночестве (слуги не считаются), прошептав перед смертью загадочное слово rosebud — «розовый бутон».

Орсон Уэллс был человеком левых взглядов (его даже ненадолго выслали в конце 1940-х из страны вместе с Чарли Чаплиным из-за их дружбы с марксистами) и хотел снять великий фильм о великом капиталисте, в котором отражалась бы судьба капитализма как таковая. Недаром Кейн умирает по сценарию именно в 1929 (год биржевого кризиса и начала «великой депрессии»). Всё это понятно, вот только с «бутоном» непонятно. Никакой бутон ни в каком виде в фильме не появляется и не упоминается, а только вот называется перед смертью как итог, финал и эмблема какого-то непреодолимого проклятия, не дающего Кейну покоя даже в последнюю секунду жизни. Известно, что Уэллс хотел оставить это абсолютным секретом, шифром для своих, бомбой, которая взорвется потом. Но Манкевич постоянно говорил ему, работая над сценарием: «Дай зрителю хоть что-нибудь, так нельзя, такого не может быть в сценарии, нельзя оставлять всех в дураках и гордо закрывать перед их носом дверь, прокатчики нас не поймут, ты плюешь им в лицо, мы делаем популярный фильм, а не сюрреалистический, оправдай этот бутон хоть как-нибудь. Этого требует от нас кинорынок и кинокапитализм, если мы хотим массового успеха, славы и прибыли. Но это ещё и полбеды. А настоящая катастрофа нас ждет, когда они догадаются, что это значит, когда ты же сам кому-то и проболтаешься, это попадет в прессу и тогда забудь вообще о будущем в этой стране».

И под нажимом Манкевича Уэллс сдался. В последний момент. Он сказал: «Ну хорошо, пускай это будут санки. Просто детские санки, на которых был «розовый бутон», уступка массовой сентиментальности, сразу станет всем понятно и трогательно. Когда буржуй был маленький, с курчавой головой, он с горочки на саночках носился, ой-ой-ой! А санки у него были помечены. У них было имя. Ну как бывает имя у лодок и лошадей».

Типа все мы были детьми, милыми созданиями, и только потом некоторые из нас стали алчными капиталистами, разменявшими свою душу на миллионы долларов и вот, умирая, в последний миг, отправляясь туда, куда денег с собой не захватишь, ты только и увидишь перед собой эти санки из детства и больше ничего. Потому что в душе ты остался ребенком. Как и все люди. А сами санки сгорят в камине, как ненужный старый хлам. Такой же мусор, как и вся твоя жизнь, господин великий и жалкий олигарх и владелец заводов, газет, пароходов.

Самая пошлая, слабая, пришитая белыми нитками и явно навязанная рыночной («они любят, чтобы секрет раскрывался в самом фильме») и политической («они не должны узнать, что ты вообще-то имел в виду») конъюнктурой. Уэллс зажмурился и вписал эти санки в сценарий. Под диктовку Манкевича. Раз уж этот мир так устроен.

Фильм вышел. Успех был оглушительный. Санки так санки. Но и подозрения в антикапитализме и марксизме были, конечно, как я уже упоминал выше. Выслали даже. С Чаплиным на пару. Уэллсу пришлось доказывать всю оставшуюся жизнь, что он вообще-то не то чтобы марксист, но ему не особо верили бдительные представители спецслужб. И потому первоначальный трюк с розовым бутоном так и остался нераскрытым. И без того проблем хватало.

Изначально же, как мы узнаем из нового фильма Финчера, Уэллс собирался заявить на весь мир после массового успеха фильма, что «розовый бутон» это международный символ левых, социалистов. Никаких санок в фильме не было. Кейн, умирая, называет то, чего он действительно боится, что является призраком, который душит олигарха в 1929. Это призрак красной революции.

Бутон розы стал символом антикапиталистов, когда сразу несколько правительств запретили социалистам использовать красные флаги на своих собраниях и носить социалистические символы на одежде. В частности, американские власти запретили носить левую символику тем, кто чтил память о казненных рабочих лидерах, которых обвинили в подготовке знаменитого Хеймаркетского взрыва (собственно, отсюда происходит и празднование левыми Первого мая). Протестующие против такой цензуры социалисты прикололи к своей одежде бутоны роз. Это было в 1888. В Германии тогда же был издан указ, что отдельный гражданин имеет право прикалывать к одежде любые цветы, но если где-то собирается несколько человек с приколотыми бутонами роз, это считается экстремистской пролетарской демонстрацией. В ответ на это Второй Интернационал решил официально сделать бутон розы марксистской эмблемой.

Начиная с 1910-х годов (это как раз годы, в которых происходит основное действие фильма) эта левацкая эмблема распространилась везде, где проходили забастовки, бунты рабочих, собрания марксистов. Тогда же появилась песня «Хлеб и розы» и розовый бутон окончательно стал символом скорой революции и конца капитализма. Ну и уже после выхода фильма и второй мировой как вы знаете, большинство социалистических (и социал-демократических) партий в мире поместили розу на свои знамена. В 1970-х городские партизанки из «Роте Армие Фракцион» приходили с букетами роз к своим высокопоставленным жертвам. В букетах они прятали оружие и оставляли эти цветы на трупе очередной «буржуазной свиньи». Кстати и нынешние вполне модные американские «демократические социалисты» используют бутон розы как свой главный символ.

Уэллс собирался раскрыть эту тайну последних слов олигарха после, когда начнется политическое наступление левых, а до этого держать отгадку ребуса только между своими, в узком кругу. В 1939-ом, работая над сценарием «Кейна», он был абсолютно уверен в близкой победе левых и в США и по всему миру и посещал марксистские собрания. Манкевич, который был старше и опытнее, не разделял такого оптимизма (хотя тоже ходил на марксистские собрания, как и многие в тогдашнем Голливуде) и считал эту авантюру с розовым бутоном не оправданной — проболтаются, догадаются, проблем не оберешься, да и в финале сценария фильма логики ноль. За пределами фильма не должно быть необходимости ни в каких особых объяснениях. Это всем известное правило.

«Ещё не до конца распустившийся, только обещающий отнять у буржуазии всё, похитить сам смысл их существования, лишить их львиной доли их могущества и престижа. Этот розовый бутон только набирает силу» — гипнотизировал коллегу Уэллс — «представь, у нас будет великий фильм, а потом у нас будет не менее громкий жест!».

Уэллс был мистификатором и любил режиссировать жизнь, а не только кино. Даже так — любил режиссировать жизнь с помощью радио и кино. А Манкевич был реалист, прагматик и не хотел, чтобы фильм вылезал из экрана. Он поставил Уэллсу условие, что уберет своё имя из титров, если финальная фраза Кейна останется неразгаданным ребусом, настолько он был против марксистского бутона. И, если верить Финчеру, они смертельно поссорились из-за этого. И Манкевича из титров убрали.

Но в последний момент Уэллс всё же ещё раз обдумал трезвую аргументацию своего коллеги, понюхал воздух, поговорил с другими киношниками об антимарксистских разоблачениях, которых (после массовой забастовки работников Диснея в 1941) становилось в Голливуде всё больше и… вставил санки. Решив, что правильно всё объяснит когда-нибудь потом. Когда политическая ситуация изменится. И если она изменится. Санки можно и вырезать тогда, не сильно-то они и дороги. Гори они огнем. В конце концов, у них получился великий фильм о великом капиталисте. А про розовый бутон на санках Уэллс теперь говорил всем, что это Манкевич придумал. И все вопросы по санкам к нему. Ну и в титры его фамилию потом вернули, конечно.

Единственное, что Уэллс позволил себе в качестве персонального протеста. Для самого себя. Из чисто пижонских и эстетских соображений. Он распорядился покрасить санки с розовым бутоном в ярко красный цвет. В цвет запрещенного флага и не получившегося ребуса. Но в черно-белом фильме всё равно не видно, что санки красные. Об этой невинной выходке помнили потом немногие и она стала элитарной секретной голливудской легендой. Только уже после смерти Уэллса, в 1980-х режиссер Джо Данте вставил в свой фильм именно такие — ярко-красные санки с тем самым розовым бутоном. В знак тайной памяти об этой истории. Я думал, что вот уж эту деталь с идентичными красными санками у Джо Данте Финчер точно придумал для красного (каламбурчик) словца. Но нет, проверил, они действительно там есть для посвященных. Один в один как в «Кейне». Красные, как флаг. Висят в подвале соседей, подозреваемых всей американской улицей в людоедстве.

Алексей Цветков. Rosebud, изображение №1Алексей Цветков. Rosebud, изображение №3Алексей Цветков. Rosebud, изображение №4Алексей Цветков. Rosebud, изображение №5Алексей Цветков. Rosebud, изображение №6

Первоисточник

3
2